Повседневная жизнь японцев. Взгляд за ширму - Александр Евгеньевич Куланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех пор как я вверилась мерзкому бонзе, он имел со мной дело и днем и ночью без отдыха и сроку. Скоро необыкновенность этой жизни мне прискучила, интерес новизны пропал, и я мало-помалу стала таять и сильно исхудала. Мой настоятель стал еще более безжалостен»[32].
Как мы помним, учение Будды в отличие от подлинно японского синто все-таки подразумевало понятие греха во внебрачных отношениях мужчины и женщины, и монахи по-человечески стеснялись, будучи не в силах подавить в себе плотские желания. Им приходилось еще более нелегко, оттого что соблазн оказывался непреодолимо велик и провокационно близок.
Для его удовлетворения на городские средства был отстроен новый, гораздо более впечатляющий, чем ранее, «город порока», призванный еще более на этом пороке сконцентрироваться: жителей Ёсивары освободили от общегородских обязанностей по тушению пожара, а по всему Эдо провели инспекции с целью выявить неподотчетные властям точки разврата типа общественных бань и чайных домиков. Всех грешников и грешниц, а таковых оказалось немало, велено было строго карать штрафом и переводить в Ёсивару, чтобы по должным тарифам обложить налогом и впредь тщательно контролировать, — город «зачищался» от проституток. Для того чтобы вместить всех «сотрудников», постоянно разрастающаяся, но ограниченная забором в пределах 325 метров с севера на юг и 215 метров с востока на запад Ёсивара была поделена на пять главных магистралей, плотно застроенных чайными домами, — одна из этих улиц красноречиво называлась Улицей пятидесяти домов. Передвижение по «проспектам красных фонарей» разрешалось исключительно пешее. В паланкине (что, в общем-то, тоже вариант пешей ходьбы — для носильщиков) дозволялось приезжать только врачам. Все посетители Ёсивары обязаны были оставлять свое оружие при входе. Считалось, и не без оснований, что, опьяненные страстью и саке, самураи могут воспользоваться своими мечами по назначению. Некоторые исследователи резонно замечают, что если бы меч оказался в руках «измученной тяжелой неволей» куртизанки, то она тоже нашла бы ему применение, сразу сведя счеты с невеселой жизнью на «веселом болоте». Не очень понятно, правда, как удавалось решать этот вопрос в те периоды, когда после случавшихся нередко пожаров все жители Ёсивары эвакуировались в другие кварталы города, наращивая свою «производственную» деятельность в не приспособленных для этого полевых условиях…
Комнатушки, где, бывало,
с кем-то ночевала,
снова в памяти всплывают,
лица оживают…
Но пожары затихали, и сразу после постройки новых домов и павильонов на месте сгоревших дамы «плавучего мира» снова садились в лодки и плыли на свой невеселый остров, чтобы встретить клиентов, жаждущих саке, и завести неторопливый разговор, предваряющий основную часть. Впрочем, в зависимости от ранга заведения этот разговор мог быть и торопливым (если услуги недороги), и вообще не быть (если клиент пришел в дешевое заведение последнего, пятого ранга). Выбрать же место по вкусу не представляло сложности: по традиции передняя стена домов свиданий строилась в форме открытой решетки, сквозь которую женщины были хорошо видны, — эта архитектурная схема сохранилась в Японии и сегодня, только решетку теперь заменяет полностью стеклянная стена со стеклянной же раздвижной дверью. И если сейчас в Японии на тротуаре часто бывают нарисованы две подошвы, чтобы пешеход точно знал, где ему остановиться перед светофором, то в те времена для бестолковых клиентов Ёсивары предусмотрительные власти по-разному располагали решетки: дорогие женщины сидели за вертикальными, дешевые — за горизонтальными. Самые лучшие куртизанки — ойран — были вообще скрыты от взоров посторонних, им хватало славы, гремевшей о них по всей столице.
Добраться до вожделенных «вольеров» удобнее всего было на лодке (Ёсивару окружало около пятидесяти причалов), где гостя встречали чаем, освежающим влажным полотенцем осибори и туалетными принадлежностями. Договорившись с лодочником о времени возвращения, клиент пешком подходил к главным воротам, слева от которых росла ива. На нее обязательно следовало оглянуться, покидая квартал, — символика этого печального жеста всем была понятна — никто не думал, что гость оглядывается, чтобы увидеть привратника, чья будка находилась напротив ивы и которого по традиции всегда, на протяжении веков, звали одинаково — Дзиробэй.
Посторонние женщины приходили в Ёсивару редко, все больше по служебной надобности — служанки да помощницы приказчиков, обзаведясь предварительно особым пропуском, и обычно они не были самыми любознательными посетителями (хотя в Ёсиваре работали и специально обученные девушки, способные удовлетворить самые нескромные желания клиенток). Мужчины же, которые допускались беспрепятственно, если только весь квартал не выкупался каким-нибудь богачом на сутки, предпочитали предварительно обзавестись путеводителем «Ёсивара сайкэн», который переиздавался каждое полугодие с целью уточнения сведений и рейтинга заведений Ёсивары.
После долгих метаний и тяжелого выбора, с кем именно стоило завязать по возможности долгосрочные отношения, начиналась сама процедура знакомства. Согласно японскому мировоззрению ни клиент, ни проститутка не должны были при этом потерять лица — именно для этого и придумали чайные домики — хики-тэ-дзяя. Разумеется, это правило действовало лишь для тех, кому еще оставалось что терять и кто не приходил в Ёсивару с последними грошами, ударяясь во все тяжкие. В приличных чайных домиках клиента в соответствии с традиционным, достаточно сложным ритуалом сводили с дорогой девушкой, знакомили так, чтобы не уронить достоинства ни одной из сторон. Кстати, бытующее у европейцев представление о чайных домах как о публичных домах не вполне соответствует действительности. В реальности существовали (и существуют) и обычные чайные домики, где можно просто попить чая, и «сексуальные» чайные домики, где можно было заняться именно тем, о чем большинство европейцев и думают, слыша выражение «чайный дом». При постепенном, неторопливом знакомстве клиента сначала встречали, всячески демонстрируя свою радость от его прихода, поили чаем, а затем и саке, подавали закуски, развлекали с помощью «скоморохов» тайко-моти и танцовщиц (эти
